Социалист или коммунист обязан быть оптимистом: он должен верить в светлое будущее и стараться сделать более светлым настоящее, он должен верить, что это обязательно удастся, что это возможно. Иначе грош ему цена. Так же, как ничего не стоит полководец, не верящий в победу, или альпинист, не верящий, что покорит вершину. Конечно, можно сражаться и от отчаяния, от стремления не сдаваться и погибнуть с честью. Но это не тот случай. В политике отчаяние не нужно никому и не даёт ничего, а поражение не означает потерю чести. В любом случае, с таким настроем незачем заниматься политикой, лучше просто уйти, и никто тебя не осудит. Нет, мы должны быть убеждены в нашей победе и всегда, при любых обстоятельствах мысленно распевать Venceremos. Даже захлёбываясь кровью, даже сидя в тюрьме или, что гораздо хуже, барахтаясь в море обывательщины, мещанства и равнодушия, мы обязаны верить в победу. Эта вера - единственный наш спасательный круг, не дающий нам захлебнуться. Наша убеждённость не имеет ничего общего с религиозным фанатизмом или мистическим сознанием. Она строится на научном марксистском базисе, который говорит нам о выборе: социализм или гибель в варварстве. И мы выбираем социализм, поскольку не хотим гибели. Социализм - это наша надежда на спасение.

Да, мы имеем эту роскошь - надежду, поэтому мы уже победили, по крайней мере, морально. Но вокруг нас многие люди потеряли веру в будущее. Страх перед ним распространяется всё шире. Этот настрой проявляется в литературе, где фантасты и футурологи рисуют нам картины одну мрачнее другой, где исчезли утопии и процветают антиутопии; в религии, где всё больше места занимают эсхатологические секты и проповедники последних дней; в политике и философии, где консервативные силы зовут нас назад, ища спасение в прошлом. Спросите своих знакомых (не из числа политически ангажированных), кто из них всерьёз верит в светлое будущее всего человечества. Думаю, таких найдётся немного, в то время как мыслящих иначе подавляющее большинство. Впрочем, в середине двадцатого века западными философами столько было сказано о "кризисе надежды" и "конце Утопии", что добавить нечего. Увы, но социальный оптимизм нынче не в моде. В Европе с ним, правда, несколько лучше, но и там он не идёт дальше частных изменений в существующих рамках, и в целом укладывается в философский настрой "хуже не будет". Именно такое мнение сложилось у меня из общения со знакомыми европейцами и "нашими".

Есть такая распространённая идея, что мысли материализуются. Глупость, конечно, такая же, как и вера в предопределение. Но даже в этих заблуждениях содержится зерно истины. Энгельс писал когда-то: "Нельзя уйти от собственной судьбы, - другими словами, нельзя уйти от последствий своих собственных действий". Добавлю от себя: и от бездействия. Социальный пессимизм и социальная апатия не способны предотвратить крах и гибель человечества - наоборот, они открывают им дорогу. Поверив в тщетность борьбы за лучший мир, общество теряет возможность его достижения, и это уже конец, если ничего не изменится. Но наше будущее в наших руках. Мы должны объяснить это людям.

Впрочем, нельзя забыть и о том, что мы - социалисты и коммунисты - сами виноваты во многом: социалисты предали дело социализма и превратились в социал-либеральное болото, а имя коммунизма прочно связано со страшнейшими преступлениями и авантюристической политикой. Мы не оправдали надежд трудящихся. Радует то, что в наше время среди левых социалистов и здравых коммунистов идёт процесс исправления линии; жаль, что пока он заметен только в Европе. Пускай у нас несколько разные взгляды на прошлое, пускай мы по-разному оцениваем опыт левого движения и делаем подчас разные выводы, но в главном мы едины: в понимании, что только социализм является альтернативой существующему несправедливому порядку вещей и верности демократической сущности социализма. Я убеждён, что в результате диалога левых сил, опирающегося на новый опыт последних десятилетий, мы сможем возродить у масс веру в социализм, а значит, веру в будущее.

Но нужно помнить: если когда-нибудь история и даст нам второй шанс, то третьего уже не будет, поэтому у нас больше нет права на ошибку. Двадцатый век, к сожалению, дал нам большой негативный опыт, теперь осталось только правильно им воспользоваться.

13 августа 2011 г.

Иван Бирюков