Среди граждан популярно представление, что взяточничество и разложение госаппарата распространились в Советском Союзе лишь при Хрущеве и Брежневе. Массовое сознание считает правление Сталина с его суровыми репрессиями временем жесткой борьбы с коррупцией. Считают, что в те времена чиновники боялись кар со стороны вездесущей госбезопасности и, как правило, не путали свой карман с государственным. Увы, реальность сильно отличается от этой идеальной картины. В это время на всех уровнях государственного управления процветали самые разные формы коррупции. Государство боролось с ними недостаточно решительно, а следы хищений и мафиозных связей вели в самые высокие кабинеты. Это видно на примере материалов, приведенных в статье И.В. Говорова , Коррупция в условиях послевоенного сталинизма и А.В. Сушкова, Ленинградское дело. Привилегированная жизнь ленинградских вождей в первые послевоенные годы

Коррупция явление сложное и многоуровневое, а коррупция в советскую эпоху еще и малоизученное. В частности, проблема коррупции при сталинизме косвенно затрагивается в работах лишь некоторых ученых: П. Соломон, Ш. Фицпатрик, Е. Осокина, Е. Твердюкова, Е. Зубкова. Предметно этот вопрос (относительно периода позднего сталинизма) рассматривает в своих трудах, пожалуй, только Дж. Хайнцен.

Говоря о коррупции в сталинский период, прежде всего необходимо выяснить, что понимать под этим термином. Довольно часто под ним (особенно в публицистической литературе) понимается исключительно взяточничество, что на наш взгляд не совсем справедливо. По мнению автора, наиболее полно сущность явления коррупции отражает следующее определение, предложенное отечественными криминологами использование государственными служащими и представителями органов государственной власти занимаемого ими положения, служебных прав и властных полномочий для незаконного обогащения, получения материальных и иных благ и преимуществ, как в личных, так и групповых интересах. То есть, под коррупцией следует понимать любое использование государственными служащими своего положения и полномочий для получения благ в личных и корпоративных целях. Говоря об основных формах коррупции при сталинизме, можно согласиться с мнением Дж. Хайнцена, что к ним относятся перепродажа чиновниками государственной собственности, присвоение ими денежных средств, вымогательство взяток, торговля льготами, должностями и влиянием, использование как в целях выполнения экономических задач, так и в своих интересах системы неофициальных связей и служебного покровительства.

Хотелось бы лишь отметить, что, по нашему мнению, масштаб коррупции эти явления приобретают, когда превращаются из единичных в массовые явления, и приобретают системный характер. Именно анализу их уровня массовости и системности в послевоенное десятилетие и посвящена предлагаемая вашему вниманию статья.

Анализ ленинградских архивов послевоенного периода позволяет утверждать, что наиболее массовой формой коррупции в 1945-1953 гг. являлось так называемое самоснабжение, то есть получение дополнительных льгот и привилегий, не положенных данному представителю номенклатуры по статусу. На большинстве предприятий и учреждений это превратилось практически в повседневное явление. Объективная проверка любого учреждения выявляла массовые факты злоупотреблений со стороны представителей его руководства.

Вот что, например, показали результаты ревизий предприятий по торфодобыче Ленинградской области в 1946 г. В условиях, когда работники предприятий страдали от отсутствия нормальных социально-бытовых условий, низкой зарплаты и плохой еды, их директора в полной мере использовали возможности своего служебного положения. Так, на торфопредприятии, расположенном в Шувалово, в течение января-июня 1946 г. на банкеты, угощения проверяющих, самоснабжение было разбазарено 778,5 кг хлеба, 336,2 кг крупы, 55,9 кг сахара, 29,4 кг мяса, которые были списаны, как выделенные на дополнительное питание рабочим. На эти же цели было израсходовано 135 л водки, предназначенной для поддержки грузчиков торфа во время сильных морозов (100 г. на человека в сутки). Директор торфопредприятия Махов и главный инженер Аганин выкупили из подсобного хозяйства две коровы по цене в 10 раз ниже балансовой. По таким же ценам коровы были проданы председателю обкома союза торфяников, начальнику транспортного отдела треста Торфснаб и т. д. В качестве главного экономиста на предприятии Махов оформил свою жену, которая жила в Ленинграде. Она не приезжала даже за зарплатой (деньги и карточки ей перевозили в Ленинград). Трех человек, оформленных как рабочие на предприятии, Махов использовал в качестве домашней прислуги. Махов дошел до того, что продавал молоко от своей коровы рабочим по 18 руб. за литр.

На Ириниевском районном торфопредприятии в феврале 1946 г. из подсобного хозяйства было выделено 120 кг мяса для раздачи рабочим. Практически все оно было распределено среди руководителей предприятия. В мае дополнительно поступило 504 кг мяса. Из него на улучшение питания рабочих было использовано 29,1 кг. Руководящим работникам было выдано 139 кг, а куда ушло остальное мясо, ревизоры установить так и не смогли. Из полученных предприятием в январе-мае из подсобного хозяйства 4 тыс. л молока рабочие получили 1700 л, а остальное разошлось в узком кругу лиц из руководящего состава (директор подсобного хозяйства предприятия Буженко получил 263 л молока, директор предприятия Митрофанов (имеющий свою корову) 161 л, бухгалтер Шарымов 115 л, заведующий продбазой 107 л, начальник милиции 66 л и т. д).

На торфопредприятии Назия за 5 месяцев 1946 г. незаконно было израсходовано 313 кг хлеба, 250 кг крупы, 57 кг сахара. Для их списания были оформлены фиктивные счета на обслуживание в столовой рабочих во внеурочное время на сумму 12,8 тыс. руб. Кроме того, по указаниям директора предприятия Кичигина из фонда рабочего снабжения различного уровня чиновникам было бесплатно роздано 25,5 м драпа, 27 м бостона, 8 м шелка, 21 м шерсти, 3 пары дамской обуви. Виновные в данных злоупотреблениях хозяйственники понесли партийные и служебные взыскания, однако положения в системе торфодобычи это ничуть не изменило. В 1949 г. секретарь парторганизации торфопредприятия Дунай (Всеволжский район) Грязнов информировал обком о том, что руководители треста Ленгосторф культивируют злоупотребления на службе в виде вымогательства за различные услуги в получении разных материалов.

Только в Капшинском районе Ленинградской области в течение 1949 г. представителями сельхозактива (председателями и членами правления колхозов, секретарями и депутатами сельсоветов) было похищено 507 кг зерна, 10,5 кг масла, 87 кг мяса, 27 пудов сена, 4 тыс. руб., принадлежащих колхозам. В частности, председатель колхоза имени Ильича (Киришский район) самовольно продал с колхозной фермы 3 коровы, 6 голов поросят, 3 поросенка взял в личное пользование, по личному усмотрению расходовал средства из колхозной кассы. В Парголовском районе председатель колхоза им. Молотова Гурылеев в течение 1949-1950 гг. присвоил колхозных денег и продуктов на сумму 7,5 тыс. руб. Председатель колхоза Красная Новь Беляков разбазарил семенное зерно на сумму 5,5 тыс. руб. и т. д.

Именно в форме самоснабжения происходил и процесс по формулировкам тех лет сращивания партийных и хозяйственных кадров, под которым руководство страны понимало ситуацию, когда региональная партийно-советская номенклатура действует не в интересах государства (а на практике интересах центра), а в интересах местных хозяйственников. Это явление с точки зрения Политбюро создавало угрозу действующей системе власти и вызывало серьезную тревогу И. В. Сталина и его окружения. Действительно, партийные и советские чиновники, особенно районного уровня, охотно шли на контакт с представителями хозяйственных органов, получая от них бесплатно или за символическую цену продукты и дефицитные товары, стройматериалы, транспорт и рабочую силу. Например, в Новоладожском районе Ленинградской области секретарь райкома Бойцов, председатель райисполкома Михайлов, работники районного земельного отдела (заведующий, старший агроном, старший землемер, ветврач, зоотехник) бесплатно приобрели в колхозах коров. Когда данным фактом заинтересовалась прокуратура, они задним числом оформили покупку коров по заниженным ценам на основании фиктивных протоколов решений общих собраний колхозников. Из выделенных в 1947 г. в Оредежский район для распределения в колхозы 85 свиней ни одна туда так и не попала. Всех свиней разобрали районные чиновники.

Примеру своих подчиненных следовали и сотрудники обкома, горкома, гор- и облисполкомов, руководители муниципальных учреждений. Так, инструктор Ленинградского горкома ВКП(б) Ведеркин в 1944 г. получил новую квартиру, сфабриковав липовую справку о том, что его прежняя квартира разрушена. В результате он в течение нескольких лет обладал двумя квартирами (2 и 4 комнаты). Семье же, которой ранее принадлежала полученная Ведеркиным квартира (вдове фронтовика, ее больной матери и ребенку), была предоставлена по возвращении из эвакуации замена комната в коммуналке (бывшая кухня).

Заведующая городским отделом социального обеспечения Е. Никитина в 1942-1948 гг. систематически санкционировала использование тканей, предназначенных на одежду для инвалидов, для пошива костюмов и брюк сотрудникам отдела (только за 1947 г. на пошив костюмов работникам отдела соцобеспечения ушло 69 м шерстяной ткани, 22 м сукна, 70 м бостона, 3 м габардина, 18 м кашемира и т. д.). Из денег, предназначенных на оказание материальной помощи инвалидам войны, выплачивались пособия работникам отдела и подведомственных учреждений. За 1947 г. сумма таких пособий составила 5,3 тыс. руб. Кроме того, путевки, предназначенные инвалидам войны, также распределялись среди сотрудников отдела (в 1947 г. 10 путевок на 10,5 тыс. руб.). На средства, предназначенные для инвалидов, выкупались промтовары для сотрудников (например, тысяча кусков хозяйственного мыла). За подобные достижения в 1948 г. Никитина была переведена с понижением на должность заместителя заведующего ломбардом. Однако и здесь она была уличена в крупномасштабных хищениях и злоупотреблениях.

Начальник сектора капитального строительства Ленплана (и секретарь партийной организации) А. Дунаева в 1945-1947 гг. построила в поселке Парголово дачу на участке в 300 кв. м. Строительные материалы она получила в государственных учреждениях как индивидуальный застройщик, не имеющий жилья (и это несмотря на имеющуюся трехкомнатную квартиру на Суворовском проспекте). Доставка стройматериалов осуществлялась на автомобилях автопарка, директором которого являлся ее муж Зингер. Такие же комбинации для постройки собственных дач провернули помощники заместителей председателя исполнительного комитета Ленинградского городского совета Колчин и Комаров. Начальник группы контроля при председателе Ленгорисполкома С. Михайлов (он же секретарь парторганизации исполкома) в 1948 г. незаконно получил квартиру, четырежды как нуждающийся гражданин получал пособия и т. д.

Массовые и повседневные злоупотребления, о которых неоднократно писала и ленинградская пресса, способствовали распространению и других форм коррупции, в частности, взяточничества, получившего наибольший размах в хозяйственной сфере. Здесь взятка зачастую выполняла роль своеобразного экономического регулятора, позволяющего обойти бюрократические препоны.

Вот как описывал сложившуюся к началу 1950-х гг. систему взяток словами героя одного из своих очерков журналист Валентин Овечкин: ...как едем на какой-либо склад, так везем в машине мешок яблок, либо пару гусей. Брали вагоны на железной дороге, картошку в Таганрог возили и там не обошлось без подмазки.

Атмосфера повсеместных злоупотреблений и мелких поборов создавала ситуацию, когда начался процесс, как писала специалист по экономическим уголовным делам, адвокат Э. Эвельсон, сращивания мелкого кустарно-фабричного производства с интересами государственных и плановых организаций. Результатом стало принципиально новое явление превращение многих предприятий торговли, снабжения и производства товаров широкого потребления в своего рода вещи в себе своеобразные теневые коррупционные системы, которые, формально оставаясь государственными и общественными учреждениями, фактически служили удовлетворению частных интересов их руководителей и сотрудников.

Типичной теневой системой такого рода являлась, например, артель швейной кооперации Возрождение, все руководство которой было осуждено в 1953 г. Практически все цеха артели занимались различного рода махинациями производством левой продукции, фабрикацией фиктивных счетов за оплату якобы купленного сырья, начислением зарплаты мертвым душам. Возглавлял данное предприятие технический руководитель артели А. Махлин-Табориский, который контролировал поставки сырья, назначение на ключевые должности в артели своих людей и получал с начальников цехов абиссинский налог регулярные взятки за покровительство.

Подобные системы не замыкались на уровне отдельных предприятий. По тем же самым принципам в середине 40-х начале 50-х гг. функционировало большинство торгов и объединений артелей производственной, потребительской кооперации и кооперации инвалидов районного уровня. Так, в ленинградском тресте столовых в 1945-1946 гг. процветала пирамида повсеместных поборов, на вершине которой стоял директор треста Леговой. Во всех столовых, ларьках, чайных треста господствовала практика обвеса и обсчета потребителей. Только в феврале 1946 г. в тресте было расхищено продуктов на 18 тыс. руб., в июне на 50 тыс. Леговой напрямую покровительствовал проворовавшимся подчиненным. Директора столовых, уличенные торговой инспекцией в злоупотреблениях и снятые по ее указанию с работы, тут же получали новые должности. Работники, выступившие против хищений, изгонялись из треста, а прикрытие от излишней активности правоохранительных органов Леговому обеспечивало покровительство друзей из райкома партии.

[Для сравнения, по данным бюджетных обследований середины 1950-х годов, среднегодовой денежный доход семьи колхозников составлял 7 662 р., промышленных рабочих 19 538 р.,инженерных работников - 26 628 р.]

Точно такая же ситуация сложилась и в районах области. Например, в ходе расследования пожара в здании Сосновского райпотребсоюза в 1949 г. органы милиции установили, что имел место поджог с целью уничтожения бухгалтерских документов, сокрытия информации о хищениях. Дальнейшее следствие о деятельности райпотребсоюза выявило массовые хищения, в которые было вовлечено все руководство районной потребкооперации. В декабре 1949 январе 1950 г. было возбуждено 19 уголовных дел по фактам хищений и обмана покупателей, по которым проходили директора 6 кооперативных магазинов, заместитель председателя и заготовитель сельпо, двое заведующих складами и т. д. Большинство из арестованных имели разветвленные криминальные связи и полукриминальное прошлое. По далеко не полным подсчетам Отдела борьбы с хищениями социалистической собственности и спекуляцией (далее ОБХСС), в райпотребсоюзе было расхищено свыше 300 тыс. руб. И это далеко не точные цифры, так как из бухгалтерии пропали практически все документы о товарно-денежных операциях по магазинам и буфетам за декабрь 1946 январь 1947 г.

Как видно из приведенных примеров, успешная деятельность подобных систем была возможна при двух условиях. Во-первых, это вовлеченность в нелегальные способы обогащения практически всего работающего коллектива, что вводило в действие принцип круговой поруки. Лица, не желающие участвовать в общем деле, изгонялись с работы под различными предлогами. В ленинградских газетах неоднократно появлялись заметки о судьбе продавцов, отказывавшихся заниматься обманом покупателей и изгонявшихся их руководителями с работы по сфабрикованными обвинениям. С работы выдавливались не только рядовые работники, но и руководящие, в том числе и представители партийных органов.

Так, по сведениям обкома партии, более трех месяцев не могла приступить к своим обязанностям избранная по рекомендации Парголовского райкома ВКП(б) секретарь партийной организации районной утильартели. Председатель артели Павлов, не желая пускать в свою вотчину чужака, при полной поддержке областного Утильсоюза просто не допускал ее к работе. Секретарь парторганизации другой артели Фанердревтруд, слишком активно выступавшая против злоупотреблений ее руководителей, не без их помощи была забаллотирована на выборах. Секретарь парторганизации Парголовской артели Кожгалантерейщик был уволен по сокращению штатов, так как (что признавало в частных разговорах руководство артели) стал слишком много знать.

С другой стороны, на работу в артели и магазины, в том числе и на руководящие должности, охотно назначались лица, хотя и с богатым опытом работы, но и с не менее богатым криминальным прошлым. По сведениям органов милиции, в начале 50-х гг. судимость имели 69 заведующих ленинградскими магазинами и их заместителей.

Например, директор магазина 33 Ждановского райпищеторга Н. Берман в 1947 г. был осужден за растрату, директор магазина 23 Сестрорецкторга Л. Окно отсидел 5 лет за злоупотребления служебным положением, директор магазина 8 Фрунзенского райпищеторга А. Симановский провел 4 года в местах заключения за хищение и т. д. Данная практика имела давнюю историю. Еще в 30-е гг., ревизующие органы отмечали засоренность товаропроизводящей и торговой сети уголовными элементами. Все попытки изменить ситуацию результата не давали. Для большинства руководителей торгов и артелей понимающий, пусть и имеющий криминальное прошлое работник, был предпочтительней честного идеалиста.

Вторым условием беспрепятственной работы теневых систем было наличие покровителей как в руководящих хозяйственных органах, так и партийно-советском аппарате. Подобные покровители позволяли решать сразу нескольких задач: беспрепятственное снабжение дефицитным сырьем и товарами, защита от пристального внимания контролирующих и правоохранительных органов и возможность расправиться с жалобщиками и собственными строптивыми подчиненными.

Письма простых граждан в партийные и советские инстанции, контрольно-ревизионные учреждения и средства массовой информации в 40-50-е гг. стали одной из форм давления общества на власть. Жалобы, изложенные в них, становились основанием для начала партийных и дисциплинарных расследований злоупотреблений ответственных работников. В. Козлов, исследовавший жалобы граждан в послевоенные годы, пришел к выводу, что значительные чистки имели место в тех случаях, когда злоупотребления, нарушающие общие правила поведения номенклатуры, были наиболее вопиющими, или когда массовый характер жалоб превышал порог терпения власти. Реакцией в таких случаях становились массовые исключения из партии, снятия с должностей, возбуждения уголовных дел и т. д.

Понимая опасность подобной угрозы, нечистоплотные начальники с помощью своих покровителей принимали все меры для того, чтобы заставить замолчать подобных недовольных. Граждане, направлявшие жалобы в горком, обком партии, другие властные органы должны были быть готовы к самым разным неприятностям.

Вот две судьбы подобных жалобщиков-идеалистов. В мае 1947 г. работница совхоза Пискаревка Е. Федорова направила в комиссию госконтроля заявление о злоупотреблениях администрации совхоза. Она обвинила директора совхоза А. Команова, главного агронома и других ответственных работников совхоза в содержании в колхозном коровнике личного скота, использовании материалов для ремонта совхозных помещений для строительства своих домов, хищении кормов, молока, утаивании и присвоении части урожая, незаконном получении продовольственных карточек и т. д. Заявление было передано для проверки в прокуратуру, которая подтвердила правильность обвинений и вернула документы в госконтроль для проведения комплексной ревизии хозяйства. Однако, вместо этого, материалы стали ходить из одного контролирующего учреждения в другое, пока не оказались в архиве. Ни один из руководителей совхоза наказан не был. Единственной пострадавшей в этой ситуации стала сама Федорова. Директор совхоза с помощью друзей из райисполкома выселил ее из комнаты (решение народного суда о незаконности подобных действий было просто проигнорировано). Однако Федорова не успокоилась. В декабре 1947 г., когда Команова выдвинули кандидатом в депутаты Калининского райсовета, она направила заявление о новых злоупотреблениях директора в райком партии. Результат не заставил себя долго ждать. Жалобщицу вызвали в райотдел МВД и предупредили, что если она будет продолжать клеветать на честных коммунистов, ее арестуют за антисоветскую агитацию.

Своего рода рекордсменом по числу неприятностей за принципиальность стал управляющий одним из домохозяйств Смольнинского района Ленинграда М. Маков. В 1947 г. он написал заявление о фактах спекуляции жильем, которой занимались руководители районного жилищного управления. Результатом стало его увольнение. Маков не успокоился и продолжал свои попытки добиться правды. В ответ на его жалобы против Макова в 1948-1952 гг. не без помощи районного прокурора, покровительствовавшего жуликам, 32 раза возбуждали уголовные дела (все закрыты как сфальсифицированные), пытались объявить сумасшедшим. В 1953 г. главные персонажи заявлений были арестованы за крупное хищение, но несмотря на это, начальник Ленжилуправ-ления Ломов отказался восстановить Макова на работе.

Характерно, что подобные действия хозяйственных руководителей провоцировали сами региональные партийно-советские органы, показывая пример своей реакцией на жалобы против своих сотрудников, в том числе и от представителей номенклатуры, стоящих на более низкой ступени иерархии.

Характерным примером такой реакции стала судьба обращения секретаря первичной партийной организации узловой железнодорожной больницы Столбикова. В 1948 г. в больницу для проверки работы ее пищевого цеха прибыла комиссия во главе с сотрудником аппарата Ленинградского горисполкома М. Лебедевым, который сразу дал понять, что результат проверки зависит от размеров полученного им подношения. После отказа дирекции больницы удовлетворить требования проверяющего, в акте о проверке был сделан вывод о наличии в больнице значительных хищений и злоупотреблений. Прокуратура возбудила против двух ее сотрудников уголовное дело. Секретарь парткома, не согласившись с данным вердиктом, обратился в райком партии. Назначенная райкомом комиссия пришла к выводу, что предъявленные персоналу больницы обвинения не соответствуют действительности, и уголовное дело было закрыто. Однако, когда Столбиков направил докладную в горком с требованием наказать Лебедева, он сам стал объектом дисциплинарного расследования по обвинению в попытке скомпрометировать представителя советской власти.

С помощью высокопоставленных защитников коррупционерам удавалось избавляться не только от рядовых жалобщиков, но и чересчур принципиальных номенклатурных работников.

В этом пришлось убедиться на своем горьком опыте М. Апаренкову, в сентябре 1951 г. по рекомендации райкома ВКП(б) назначенному директором Куйбышевского районного промышленного комбината Леноблпотребсоюза. Вскоре он выяснил, что в цехах комбината процветают хищения, производство левого товара. Нити преступных действий вели к техническому руководителю комбината. Апаренкова попытались подкупить, а когда это не удалось, устроили ему травлю. Руководство облпотребсоюза ежемесячно проводило проверки деятельности Апаренкова, обвиняло его во всех мыслимых грехах и в конце концов добилось его ухода с работы.

Такая же ситуация произошла с демобилизованным из армии майором Семёновым, назначенным на должность заместителя директора Калининского райпищеторга по кадрам. Семёнов попытался бороться с процветающими в тресте хищениями, нарушениями правил торговли и взятками, которым покровительствовала директор торга Мовсесянц. Семёнов неоднократно обращался в райисполком, райком с докладными о фактах злоупотреблений, но все его заявления легли под сукно. Только после обращения настойчивого майора в отдел торговли облисполкома последовала реакция. Против ряда проворовавшихся торговых работников были возбуждены уголовные дела, других уволили с работы. Директор торга отделалась выговором за утерю бдительности. Вслед за этим на самого Семенова обрушился вал обвинений. Инструктор отдела торговли райкома ВКП(б) Бабинцев и заместитель председателя райисполкома Тимофеев потребовали от руководства городского Управления торговли снять его с работы. Лишь после вмешательства обкома ВКП(б) он был восстановлен в должности, а Мовсесянц и ее покровители лишились своих постов.

Все вышесказанное не означает, что правоохранительные органы никак не реагировали на сложившуюся ситуацию. Уже с 30-х гг. органы милиции и государственной безопасности создали систему эффективного наблюдения за ситуацией в стране и обладали достаточно полной информацией о происходящих коррупционных процессах. Архивы Управлений милиций Ленинграда и области, городской и областной прокуратур, городского и областного судов послевоенного периода содержат материалы десятков уголовных дел о коррупционных группировках в торговле, кооперации, жилищной сфере, сельском хозяйстве, фининспекции и т. д.

Однако любому расследованию деятельности хозяйственных руководителей, начиная с должностей председателя колхоза или артели, заведующего магазином или директора предприятия, приходилось преодолевать мощное противодействие со стороны партийно-государственного аппарата. Этому способствовал и особый порядок привлечения к ответственности представителей номенклатуры, введенный еще в 20-е гг. Согласно ему, вопрос о привлечении к уголовной ответственности руководящих работников, входящих в номенклатурные списки, требовал санкции партийного комитета, одобрившего его назначение, либо вышестоящего партийного органа, руководителей соответствующего Министерства и ведомства. Попытки правоохранительных органов обойти этот порядок немедленно пресекались.

Когда в марте 1947 г. ОБХСС Управления Ленинградской городской милиции по делу о хищениях в Отделе рабочего снабжения завода 283 Министерства авиационной промышленности арестовал без согласия Министерства, партийной организации и руководства Управления милиции заместителя директора завода по снабжению члена ВКП(б) Е. Скорохода, начальник ОБХСС Григорьев, давший такое указание, получил выговор.

Результатом стала ситуация, описанная В. Овечкиным в одном из своих очерков словами районного прокурора: Не было разве таких случаев, когда совершил коммунист преступление, а вы, райком, не исключаете его из партии строгий выговор ему с последним предупреждением. Конечно, нужно тщательно проверять поступившие на коммунистов материалы. Да, кстати сказать, как и на всякого гражданина. И сейчас нужно очень тщательно разбираться, где правда, где наговор. Но если уж точно установлено, что залез в государственный или колхозный карман зачем же такого миловать? Один мерзавец, растратчик до чего дошел? Я завожу на него дело, а он мне заявляет: Значит, хотите меня в тюрьму упрятать? Неужели вам какие-то десять тысяч дороже хорошего коммуниста?

Подобные случаи не были редкостью в послевоенный период и в Ленинграде, и области. Так, в марте 1949 г. работникам райотдела МВД Пашского района стало известно о злоупотреблениях председателя колхоза Красный борец С. Бегункова, который систематически присваивал деньги, полученные колхозом от частных лиц за выпас скота на колхозных полях, аренду колхозных лошадей и т. д., продавал колхозные корма (весной 1949 г. продал 5 тонн сена, присвоив за это 2400 руб. и т. д.). Однако райком партии отказался дать санкцию на привлечение председателя к уголовной ответственности, дело на него было закрыто. Уверившись в своей безнаказанности, Бегунков продолжил злоупотребления. Лишь в ноябре 1949 г., после того, как он вновь был уличен в присвоении денег от продажи трех коров, двух свиней, 1496 кг картофеля и 790 кг капусты, райком дал согласие прокуратуре на его арест.

В марте 1948 г. правоохранительные органы Тихвинского района установили, что председатель колхоза Липкая горка Долгоник присвоил 1,5 тыс. руб. казенных денег. Однако райком отказался дать санкцию на привлечение его к уголовной ответственности и, сняв Долгоника с должности председателя, перевел его на работу в Леспромхоз.

В 1950 г. прокуратура Рощинского района уличила председателя колхоза Евстихеева (полковник в отставке, депутат облсовета) в том, что он купил себе дачу дом по цене сруба, разбазарил колхозное имущество, продал 6 колхозных домов посторонним лицам и т. д. Прокурор района Харитонов передал материалы для рассмотрения вопроса о привлечении Евстихеева к судебной ответственности на рассмотрение бюро райкома ВКП(б). Однако представитель обкома и секретарь райкома Богданов выступили в защиту Евстихеева: Вы должны искать преступников в другом месте, а Евстихеев не преступник, а человек, который пользуется авторитетом. В результате представление прокурора о привлечении Евстихеева к суду было отклонено. Председатель колхоза отделался выговором без занесения в личное дело.

ряде случаев правоохранителям удавалось добиться осуждения подозреваемых, обратившись в вышестоящие партийные органы. Но и это помогало не всегда. В 1948 г. органы милиции выяснили, что председатель колхоза Красный бережок Еремин продал налево 1,5 тыс. пудов сена. Секретарь райкома отказался дать согласие на возбуждение против него уголовного преследования. Материалы были переданы в областную прокуратуру, которая обратилась в обком ВКП(б) и добилась разрешения на привлечение Еремина к ответственности. Дело было передано для расследования в прокуратуру района, где и было благополучно закрыто, судя по материалам областной прокуратуры, под давлением секретаря райкома.

Такая позиция местных партийных руководителей объяснялась различными мотивами. В ряде случаев это была, по-видимому, попытка защитить ценного работника, вынужденного в интересах дела нарушать некоторые правила. Однако гораздо чаше мотивация партийных чиновников имела личные причины нежелание потерять нужного человека, решающего их проблемы, а то и самим оказаться в поле внимания карательных органов.

Получить представление об этих мотивах может дать история, произошедшая весной 1945 г. в Киришском районе Ленинградской области. Здесь районный прокурор Иванищев провел проверку распределения американской гуманитарной помощи, предназначенной для раздачи наиболее нуждающимся работникам районного леспромхоза. Как показали ее результаты, самыми остро нуждающимися лесорубами леспромхоза оказались его директор, парторг, другие служащие управленческого аппарата, а также председатель райисполкома, среди которых было распределено свыше 102 подарков. Прокурор сообщил результаты расследования в райком, который постановил виновных к ответственности не привлекать, а ограничиться выговором по партийной линии и возвращением подарков. Несколько удивленный подобным либерализмом, прокурор продолжил расследование и установил, что часть подарков вообще не дошла до леспромхоза, а была присвоена заместителем начальника отдела гособеспечения райисполкома Логиновым, ведавшим их распределением. Однако райком и здесь ограничился выговором. Когда же прокурор во второй раз уличил Логинова в хищении подарков, секретарь райкома категорически запретил Иванищеву заниматься этим делом.

Принципиальный прокурор выяснил, что такое добросердечное отношение к преступнику объяснялось тем, что часть подарков ушла в семьи работников райкома. Иванищев обратился в областную прокуратуру, которая через обком ВКП(б) добилась привлечения Логинова к уголовной ответственности. Однако его партийные покровители остались безнаказанными, а прокурор Иванищев вскоре по инициативе райкома был снят с должности.

Сотрудники милиции и прокуратуры, вступившие в конфликт с высокопоставленными коррупционерами, должны были быть готовы к перспективе не только лишиться должности, но и самим попасть под суд.

Так, прокурор Оятского района области Верёвкин, возбудивший уголовное дело о злоупотреблениях заведующего торговым отделом райисполкома Малышева, был обвинен секретарем райкома ВКП(б) в самоснабжении и изнасиловании в своем служебном кабинете свидетельницы по уголовному делу. Проверка, проведенная областной прокуратурой и райотделом НКГБ, показала, что все эти обвинения были сфальсифицированы не без участия некоторых районных руководителей (включая председателя райисполкома). Данный инцидент имел следующие последствия. Малышев предстал перед судом по обвинению в злоупотреблении служебным положением и был осужден на два года лишения свободы условно, другие фальсификаторы остались безнаказанными. Веревкин же получил выговор за упущения в работе и неумение наладить контакт с районным руководством.

Если в отношении местных хозяйственных руководителей, несмотря на противодействие, прокуратуре и милиции все-таки удавалось возбуждать уголовные дела по обвинению в должностных преступлениях и довести их до обвинительного приговора суда, то в отношении высокопоставленных хозяйственных работников городского и областного уровня и партийно-советских работников это было практически невозможно. Полученные на них компрометирующие материалы надлежало передавать в контролирующие партийные органы, которые принимали решение о наказании провинившихся.

В ряде случаев (как в деле Легового и Мовсесянц) уличенные в коррупции исключались из партии и снимались с работы. Но гораздо чаше взыскания ограничивались либо переводом на другую работу, либо выговором. Так, начальник областного коопторга Погребнюк в 1947 г. был снят с работы и исключен из ВКП(б) за покровительство преступникам, действовавшим в его организации, однако тут же получил новую руководящую работу в системе облпотребсоюза. В 1951 г. была снята с должности и помощник заместителя председателя горисполкома Бердникова, причастная к незаконной передаче колхозам Новгородской области нескольких грузовых автомашин, которые оказались в руках нелегальных дельцов. А вот председатель райисполкома Житнев, в 1948 г. уличенный сотрудниками ОБХСС в крупных злоупотреблениях, был освобожден от занимаемой должности и направлен на учебу в областную партийную школу. Секретарь же Павловского райисполкома Семенов и заведующий районным дорожным отделом Лебедев, использовавшие для постройки своих домов лес, предназначенный для строительства деревянного моста, отделались воспитательной беседой на заседании облисполкома.

Чаще всего снятые с должностей и переведенные на новое место работы представители номенклатуры и там продолжали вести привычный им образ жизни, и по-прежнему воспринимали свои посты как место получения подпольных доходов.

Так, снятый с работы за злоупотребления Е. Фишман, заведующий транспортом артели Пищепродукт, получив должность председателя Тосненского сельпо, и там не изменил образа своих действий. Он бесплатно брал для себя продукты, снабжал ими ряд районных чиновников. Когда инспектор промысловой кооперации выявил значительные злоупотребления в деятельности сельпо, его попытались подкупить, а после неудачи Фишман сфабриковал против одного из помощников ревизора обвинение в вымогательстве взятки.

Советские и партийные чиновники могли попасть под суд по коррупционным обвинениям только в случаях, когда их действия становились широко известны, или они становились жертвой очередной политической кампании.

Так, в изученных архивных материалах за 1945-1948 гг. автору удалось выявить лишь один случай привлечения к уголовной ответственности представителя советской номенклатуры. Председатель райисполкома Райволовского района Слободкин наладил бизнес по продаже домов оставшихся от выселенных с этой территории финнов, и предназначенных для заселения переселенцев на Карельский перешеек. За определенные комиссионные он составлял акт о том, что дом полностью разрушен. После чего дом разбирался, покупался будущим домовладельцем как дрова и вывозился к месту жительства, где вновь собирался. Только с февраля по август 1946 г. Слободкин провернул более 50 подобных махинаций. Правоохранительные органы неоднократно сообщали руководству области о незаконных действиях Слободкина, однако реакция обкома и облисполкома ограничилась проведением с проштрафившимся подчиненным воспитательной беседой. Лишь только после того, как в Ленинградской правде 18 октября 1946 г. появилась заметка Хищник и его покровители о значительных злоупотреблениях в Райволовском районе, областные власти пошли на более решительные меры. Слободкин и его правая рука, секретарь райисполкома Гричунко, лишились должностей, и материал на них был передан в прокуратуру. Секретарь райкома, который также был причастен к махинациям, отделался взысканием по партийной линии.

Гораздо более массовый характер привлечения номенклатурных работников к ответственности по обвинению в должностных нарушениях Ленинграда и области приобрели в 1949-1950 гг. после начала знаменитого ленинградского дела. Так, решением только одного из бюро горкома ВКП(б) в августе 1949 г. за злоупотребление служебным положением были сняты с работы и исключены из партии 15 руководящих работников Ленгорисполкома. По обвинению в разбазаривании государственных средств и самоснабжении были осуждены практически все секретари райкомов и председатели райиспокомов Ленинграда.

В ленинградском Доме офицеров 2930 сентября 1950 г. состоялось заседание Военной коллегии Верховного суда СССР. Вновь, как и во второй половине 1930-х, на скамье подсудимых оказались бывшие члены высшего руководства СССР: на этот раз это были Алексей Александрович Кузнецов и Николай Алексеевич Вознесенский. В недавнем прошлом А. А. Кузнецов был секретарем ЦК ВКП(б) и членом Оргбюро ЦК ВКП(б), Н. А. Вознесенский членом Политбюро ЦК ВКП(б), заместителем председателя Совета министров СССР и председателем союзного Госплана.

Другие обвиняемые в прошлом также занимали весьма значимые руководящие посты: бывший председатель Совета министров РСФСР и член Оргбюро ЦК партии М. И. Родионов, первый секретарь обкома и горкома ВКП(б) П. С. Попков, второй секретарь горкома ВКП(б) Я. Ф. Капустин, председатель горисполкома П. Г. Лазутин. В числе менее высокопоставленных обвиняемых были два бывших номенклатурных работника ленинградского партаппарата: зав. отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов Ленинградского обкома партии Т. В. Закржевская и управляющий делами ленинградских обкома и горкома партии Ф. Е. Михеев, а также бывший второй секретарь Ленинградского обкома и первый секретарь Ярославского обкома ВКП(б) И. М. Турко.

А. А. Кузнецов, П. С. Попков, Н. А. Вознесенский, Я. Ф. Капустин, П. Г. Лазутин и М. И. Родионов были приговорены к высшей мере наказания расстрелу с конфискацией всего принадлежащего лично им имущества (причем приговор был приведен в исполнение незамедлительно); остальные к длительным срокам тюремного заключения. После суда над центральной группой репрессиям подверглись и другие работники ленинградских властных структур, а также те, кто ранее работал на руководящих постах в Ленинграде, а затем получил ответственные партийно-государственные назначения в других регионах СССР либо в Центре. Некоторые обвиняемые были приговорены к расстрелу.

Использование служебного положения в личных целях стало одним из обвинений. В приговоре отмечалось, что А. А. Кузнецов, П. С. Попков, Н. А. Вознесенский, Я. Ф. Капустин, П. Г. Лазутин, М. И. Родионов и другие представляли собой вражескую группу и вели вредительско-подрывную работу в партии. Последняя, в частности, заключалась в политическом и моральном избиении честных коммунистов в руководящем составе ленинградской организации и смещении их с занимаемых постов, замене их политически разложившимися, антипартийными и антигосударственными людьми с целью навязать ленинградской организации в качестве ее руководителей разложившихся людей пьяниц и воров, обкрадывавших партию и государство, и сделать ленинградскую организацию вполне послушной и угодной им. Приговор четко указывал на коррупцию: Кузнецов, Попков, Капустин, Лазутин, Турко, Закржевская и Михеев расхищали крупные государственные средства и пользовались ими для личного обогащения

Насколько справедливы были эти обвинения, были ли они подтверждены фактами, каковы были формы и масштабы коррупционных действий? Доступные историкам источники не позволяют дать исчерпывающий ответ на эти вопросы. Однако на основе даже имеющихся отдельных документов можно сделать предварительные выводы.

20 сентября 1949 г. министр финансов СССР Арсений Григорьевич Зверев подписал служебную записку на имя Г. М. Маленкова О грубых нарушениях финансовой дисциплины быв. руководящими работниками исполкома Ленинградского городского совета депутатов трудящихся. На следующий день записка лежала на столе Маленкова, который распорядился ознакомить с ней секретарей ЦК и заместителя председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) М. Ф. Шкирятова, а также направить ее копию министру государственной безопасности СССР В. С. Абакумову

Основные положения этой записки были опубликованы . Тем не менее интересны конкретные примеры и детали незаконного расходования государственных средств. Особый колорит они приобретают на фоне свидетельств о тяжелой послевоенной повседневности, когда в ряде районов Ленинградской области фиксировалось по нескольку сотен страдающих от дистрофии, многие десятки из которых погибли. Вновь, как в блокадное время, появились случаи убийства людей с целью каннибализма.

В нарушение постановления СНК СССР от 2 января 1945 года, с санкции бывших председателей горисполкома Попкова и Лазутина периодически устраивались банкеты для бывшего руководства горисполкома с их семьями и для узкого круга лиц из числа городского партийного и советского актива. Всего с 1946 по 1949 годы израсходовано было на банкеты 296 316 рублей, из них 104 610 рублей на спиртные напитки.

В частности, в мае 1946 года был проведен банкет, на который было израсходовано 22 983 руб.; банкет, приуроченный к дню 1 мая 1947 года, обошелся в 43 240 рублей; банкет 7 ноября 1947 года 59 820 рублей; встреча нового 1948 года 9 264 рубля; банкет по случаю празднования в январе 1949 года 5-й годовщины снятия блокады Ленинграда 58 000 рублей. На бесплатное угощение в 19461948 гг. членов президиума в дни торжественных заседаний и сессий, а также руководящих работников в праздничные дни на трибунах, стадионах и в других местах израсходовано 137 892 рубля, в том числе 24956 рублей на напитки.

Кроме бесплатного снабжения продуктами через сектор спецназначения Ленинградского областного управления Министерства госбезопасности СССР и получаемой дотации на питание через столовую, руководство горисполкома тт. Попков, Лазутин, их заместители и быв. секретарь горисполкома т. Бубнов незаконно, сверх установленных лимитов и ассигнований на социально-бытовые нужды бесплатно получали питание и продукты из буфета и других мест всего за 19461947 годы на сумму 302 382 рубля, в том числе на 104 556 рублей продукты при поездках тт. Попкова, Лазутина, членов их семей и сопровождающих лиц. Отпуск продуктов на квартиру т. Лазутину, на банкеты для бывшего руководства горисполкома и их семей и на поездки в Москву в бухгалтерском учете отнесены на расходы по приему делегаций и на прочие затраты.

За счет государственных средств оплачивались также квартиры, дачи, домашние телефоны, папиросы и т. д. В частности, содержание квартир, занимаемых т. Лазутиным (особняк под шифром К-1 и квартира на ул. Карповка, 13), обошлось за 19461949 годы в 115 091 руб., из которых на содержание домашней прислуги израсходовано 17 549 рублей и на фураж для коровы 9 180 рублей. За счет средств горисполкома оплачено было в 1946 году содержание квартир тт. Попкова и Кузнецова 6 197 рублей и 8 дач руководящих работников 12 804 руб.

Всего произведено незаконных расходов на руководящий состав горисполкома в количестве 7 человек (т. Лазутин, его заместители и быв. секретарь исполкома) 664 842 руб., не считая затрат на банкеты и угощения и за счет фонда соцбыта Ленгорисполкома. Из ассигнований по прочим (особым) расходам Ленгорисполкома израсходовано было 443 681 руб. на содержание особняка под шифром К-2, предназначавшегося для официальных приемов делегаций, а используемого главным образом как место отдыха в воскресные и праздничные дни для руководства Ленгорисполкома и их семей.

Из средств, предназначенных на оказание единовременной помощи нуждающимся гражданам, было незаконно израсходовано 10 765 рублей на выдачу пособий штатным работникам исполкома и его отделов. Из ассигнований по соцбыту незаконно израсходовано было 40 558 рублей на выдачу пособий сверх месячного оклада содержания. На содержание особой парикмахерской для руководящих работников Ленгорисполкома затрачено было в 19461947 годах 9 312 руб. за счет ассигнований на прочие расходы.

В 19461949 гг. незаконно оплачено было командировочных, не подтвержденных оправдательными документами, 38 633 руб., в том числе по авансовым отчетам т. Лазутина 23 675 рублей. В нарушение инструкции о проведении денежной реформы выписанные, но не полученные до 15 декабря 1947 года рядом руководящих работников Ленгорисполкома и его отделов денежные пособия были выданы позже полностью рубль за рубль, вместо одной десятой части. В результате была допущена переплата 17 630 рублей. Сообщая об изложенном, Министерство финансов СССР направляет на Ваше рассмотрение проект постановления Совета министров СССР по данному вопросу.

С 1949 г. на партийных конференциях и пленумах, проходивших в Ленинграде, оглашались факты антипартийных действий бывшего городского и областного начальства, часть которых можно квалифицировать как использование служебного положения в личных целях. Некоторые сведения о коррупции были обнародованы на IX Ленинградской городской партконференции в маеиюне 1950 г. Первый секретарь горкома Ф. Р. Козлов, выступивший с основным докладом, сообщил о растратах миллионов партийных и государственных средств на личные катера для прогулок, содержание охотничьих хозяйств и банкеты: Только за 1947 год из партийного бюджета, не считая поборов с предприятий, на банкеты было растрачено более двух миллионов рублей. Из партийной кассы на содержание семьи Попкова противозаконно затрачивалось более 2000 рублей в сутки

Как следовало из доклада, к каждому празднику с предприятий легкой и пищевой промышленности бывшие секретари горкома под видом получения образцов вымогали большое количество выпускаемой продукции. Эти образцы Капустин лично распределял среди ответственных работников горкома. Банкеты устраивали в Смольном, на дачах Попкова и председателя горисполкома Лазутина, в зданиях райкомов партии, в ресторанах. Поводом служили как государственные праздники, так и назначения на вышестоящие должности. Так, перевод первого секретаря Куйбышевского райкома г. Ленинграда Т. В. Закржевской на работу в аппарат ЦК ВКП(б) вначале отмечали в ресторане Москва. Как уточнил секретарь партколлегии А. Я. Новиков, ресторан специально закрыли для посетителей, виновнице торжества, несмотря на февраль месяц, преподнесли корзину роз , затем устроили застолье на квартире Закржевской.

В райкомах копировали поведение городского начальства, для организации празднеств тоже практиковали поборы с предприятий. В качестве примера Ф. Р. Козлов привел Выборгский райком ВКП(б), ранее возглавлявшийся Г. Т. Кедровым. Директор Ленинградской кондитерской фабрики им. Микояна Л. Е. Мазур однажды привез столько образцов продукции, что еле втащил на второй этаж райкома. Когда потный и запыхавшийся Мазур явился в приемную Кедрова и его спросили: Что это?, Мазур, ухмыляясь и показывая в сторону кабинета Кедрова, сказал: Это дегустация!

Перевод Кедрова в горком в 1946 г. райкомовские работники праздновали два дня. Начали в разгар рабочего дня в самом райкоме, закрыв его для посторонних. Вечером застолье переместилось на квартиру заведующей особым сектором райкома, а на следующий день продолжили уже на квартире самого Кедрова. Виновнику торжества преподнесли большую картину, которая висела в райкоме и была приобретена на партийные деньги.

В другом райкоме, Свердловском, его первый секретарь Краснов для застолий приспособил райкомовский парткабинет (библиотеку). Проблему с нехваткой места решили просто: пособия по истории и теории большевизма перенесли в подвал. В конечном итоге пагубное пристрастие Краснова довело его до того, что за водку в Тресте столовых он заложил некоторые вещи райкома.

Большие масштабы в Ленинграде приобрело использование партийным начальством в личных целях материальных ресурсов и денежных средств государственных организаций и промышленных предприятий. Подобная практика получила широкое распространение в СССР в середине 1940-х гг. и вызывала немалую обеспокоенность высшего руководства страны.

Свидетельство тому специальное постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 2 августа 1946 г., где среди прочего говорилось: Осудить практику премирования хозяйственными руководителями руководящих партийных и советских работников как неправильную и вредную. Разъяснить, что такая практика премирования, получения подачек, наград приводит к неправильным взаимоотношениям между партийными и хозяйственными органами.

Выступая на Ленинградской городской партконференции 1950 г., секретарь партколлегии А. Я. Новиков привел пример бывшего секретаря Ленинградского горкома ВКП(б) Пантелеймона Ивановича Левина: За преступные дела Левина в 1943 году сняли с поста секретаря Дзержинского райкома партии, но вскоре назначили секретарем Свердловского райкома партии, где он без зазрения совести занимался расхищением государственных средств. Только на отделку квартиры для своей матери он израсходовал более 30 тысяч рублей государственных средств. Левин брал с предприятий все, что попадалось под руку: автомашину и пылесос, радиоприемник и бензин, обувь и отрезы на костюмы. За счет предприятия ему специально изготовили лодку.

Другой партийный начальник, первый секретарь Василеостровского райкома партии Нестеров вместе с третьим секретарем этого райкома Журавлевым за счет поборов с подведомственных предприятий устраивал попойки. Для кутежей и сексуальных утех они использовали отдельную квартиру, куда приглашали сотрудниц райкома. Порой пьянки затягивались, и, чтобы скрыть прогул их участниц, тем выдавали фальшивые больничные листки. О другом случае уже в Кировском районе, когда партийные начальники воспользовались материальными благами завода, на пленуме в феврале 1949 г. рассказал П. С. Попков. В результате разбирательств кто-то лишился должности; а первый секретарь Кировского райкома А. Я. Тихонов, впоследствии прославившийся фальсификацией итогов тайного голосования на Ленинградской партконференции, и директор Ленинградского Кировского завода А. Л. Кизима отделались выговорами.

Руководители предприятий и организаций, оказывавшие услуги партийному начальству, внакладе не оставались. Они чувствовали себя полноправными хозяевами в своих владениях, пользовались государственными ресурсами в личных целях, устанавливали свои порядки и расправлялись с неугодными, не опасаясь жалоб в вышестоящие партийные инстанции, т. к. там сидели свои люди. Тот же директор кондитерской фабрики Мазур недовольных, не желавших исполнять его прихоти, убирал с фабрики либо в наказание направлял на тяжелые работы лесозаготовки, торфоразработки и др.

Когда в начале октября 1949 г. Секретариат ЦК ВКП(б) поручил провести проверку фактов грубого нарушения финансовой дисциплины, изложенных в записке министра финансов СССР А. Г. Зверева, в Ленинград для проверки выехали ответственный контролер комиссии партконтроля В. Синельщиков и главный государственный контролер Министерства госконтроля П. Разуваев.

Проверяющие отметили, что Минфин РСФСР ежегодно без смет и расшифровок перечислял в бюджеты Ленинграда и Ленинградской области 7,1 млн рублей на охрану Смольного. На деле на эти цели шло в несколько раз меньше средств, а остальные деньги расхищались и разбазаривались: Отсутствие всякого контроля со стороны финансовых органов за расходованием отпускаемых средств на прочие расходы создало благоприятную почву для крупных злоупотреблений бывшими руководителями Ленгорсовета

Проверка шла долго. Ее результаты были рассмотрены на заседании бюро КПК при ЦК ВКП(б) лишь в марте 1950 г. На заседании присутствовали не только фигуранты, которых поголовно исключили из партии, но и зам. министра финансов СССР К. Х. Янбухтин, а также министр финансов РСФСР И. И. Фадеев. В записке зампреда комиссии М. Ф. Шкирятова, направленной на имя Г. М. Маленкова, была названа сумма, которой исчислялось незаконное расходование бюджетных средств Ленинградского горсовета, более 2 млн 146 тыс. рублей. Заседание бюро комиссии позволило уточнить обвинения в адрес бывшего первого заместителя заведующего Ленинградским городским финотделом Г. Л. Рабиновича. Как отмечалось в итоговых документах, Рабинович неоднократно давал незаконные распоряжения о передаче общему отделу горсовета конфискованных золотых изделий, которые затем присваивались руководителями горсовета.

Источником относительно благополучной жизни партийного и исполкомовского начальства в послевоенном Ленинграде было не только полагающееся им денежное, продуктовое и промтоварное довольствие и незаконное расходование государственных ресурсов. Как выяснили В. А. Иванов и Б. А. Старков, в руках у органов госбезопасности имелись сведения о связях первых лиц Ленинграда, включая первого секретаря обкома и горкома ВКП(б) А. А. Кузнецова, с развитой коррупционной сетью, опутавшей весь город.

Сотрудники отдела по борьбе с бандитизмом в ходе агентурно-оперативной разработки Скорпионы обнаружили масштабную преступную группу во главе с матерым аферистом Николаем Александровичем Карнаковым. Она бралась решить любую проблему, включая оформление пропуска для въезда в город, незаконную прописку в Ленинграде, получение жилья, демобилизацию из армии, получение отсрочки от призыва, выдачу справок об инвалидности, прекращение уголовного дела и даже досрочное освобождение из мест заключения. Огромные масштабы приобрели незаконные прописки в Ленинграде: город, благодаря предоставленным после снятия блокады льготам и улучшенному снабжению промышленными и продовольственными товарами, стал привлекательным местом для проживания. Хотя порядок въезда в город и прописка были строго регламентированы, Ленинград быстро наполнился преступниками, количество уголовных преступлений стремительно выросло.

Многие члены преступной группы Карнакова были вооружены, а некоторые даже имели личную охрану. Директора промышленных предприятий, магазинов, баз, складов были обложены данью. Связанные с группой Карнакова работники прокуратуры и органов внутренних дел фабриковали следственные дела для вымогательства. В преступную деятельность были вовлечены более полусотни работников ленинградской милиции, почти полсотни сотрудников прокуратуры, суда и адвокатуры, десяток ответственных работников здравоохранения и соцобеспечения, работники райвоенкоматов, жилищной системы, торговых организаций, артелей, баз, столовых. Не остались в стороне и чиновники партийно-государственного аппарата, включая высших должностных лиц города и области.

Нити следствия, ведущие в Смольный, оборвал лично начальник управления МГБ Ленинградской области генерал-лейтенант Петр Николаевич Кубаткин. Он находился в приятельских отношениях с А. А. Кузнецовым и был связан с коррупционерами, в частности, получил в подарок от скорпионов два трофейных автомобиля.

ВЗЯТО ИЗ СТАТЕЙ:

Говоров И.В., Коррупция в условиях послевоенного сталинизма (на материалах Ленинграда и Ленинградской области)

Сушков А.В., Ленинградское дело. Привилегированная жизнь ленинградских вождей в первые послевоенные годы