|
Лариса Гончарова, Анна Варламова, Константин Ведерников.
Операторы производственной линии предприятия "Антолин"
На предприятии "Антолин" в Санкт-Петербурге 4-5 ноября прошла вторая забастовка. Рабочие выдержали моральное и физическое давление работодателей и полиции. Эта забастовка закончилась массовым локаутом, и когда мы брали интервью, рабочие еще не были восстановлены. Эта забастовка показывает, что отношения между капиталистом и рабочими возвращаются к своей классической форме, и поэтому начинает возрождаться осознание рабочими своих интересов. И хотя забастовка не привела к победе, и хотя коллективный договор еще не заключен, за полгода профсоюз на "Антолине" добился уже вполне осязаемых улучшений - улучшений в условиях труда и соблюдение техники безопасности. Корреспондент "Информагента" решил побеседовать с рабочими "Антолина" о профсоюзной борьбе.
Константин Ведерников: Мы работаем операторами производственной линии. Основная наша функция - это производство потолочных модулей. Идет закладка составляющих компонентов потолочного модуля, которые затем идут по конвейеру, после наносится клей на одно-другое и вода. К прессу подъезжает уже готовый моб. Такой "бутербод", закладывается в пресс и под горячим давлением формируется потолочный модуль. Дальше он идет на станцию обрезки, где по контору обрезается этот модуль и потолок готов.
Мы все операторы линии на разных участках. На данный момент, с 05.11.12 после забастовки, организованной профсоюзной первичкой, мы все по локауту уволены.
- Прошло ли решение о восстановлении через суд?
Константин Ведерников: Еще нет. Было решение государственной инспекции труда, которая старалась от нас откреститься, но позже они сами признались, что отписаться не получится и им придётся это дело рассматривать, то есть, будут работать.
Причиной создания профсоюза были события 2012 года. В летний период температура поднялась до 32 градусов. Мы начали узнавать: почему так жарко и почему для устранения этого ничего не сделали? Потом мы начали общаться с работниками: предпринимают ли они какие-либо действия? Возникла идея создания профсоюза. До этого я работал на Форде и уже был знаком с различными методами работы.
В марте 2013 был создан профсоюз - все необходимые и учредительные документы подготовлены. С марта по сентябрь мы вышли на коллективные переговоры после смены генерального директора в августе. Работодатель затем в одностороннем порядке вышел из коллективных переговоров.
Общие проблемы на предприятии следующие. Завод с самого начала находится в складском помещении, и, соответственно, есть большие проблемы: отсутствие каких-либо вытяжек, вентиляции воздуха. Производство связано с выделением в воздух отравляющих веществ, паров горячего клея, стекловолокна, которые необходимо вытягивать. А у нас есть только стенд пожаротушения. Есть люки, которые открываются на крыше, когда нет атмосферных осадков. Когда атмосферные осадки есть, это всё накапливается, образуется облако из паров клея, паров продуктов литья и стекловолокна, которым дышат люди.
Лариса Гончарова: На некоторых участках, в том числе литьё - постоянно умирают от жары. Сейчас на литье, где я в последнее время не работаю, до сих пор 29 градусов. Летом людей оттуда увозили с осложнениями на скорой. Питьевой воды нет. Её заказывают, но пьёт её только офис, мол, рабы подыхайте там в своих условиях.
Анна Варламова: У нас и другой участок, стеклоподъёмники, на котором я долго работала, чуть больше года. Зимой там руки примерзают к стеклоподъёмнику. Каждый день на несколько часов открываются ворота, и всех просто "сдувает" с рабочего места. Мы поорали, повозмущались - толку особо никакого.
Лариса Гончарова: У нас в летний, осенний, весенний сезон температура в среднем 30-32 градуса, на участках пресса 40-42, на литье 38-37, а зимой у нас, наоборот, минус. Ну как минус - плюс 3-5 градусов там, конечно, есть, но...
Анна Варламова: Когда я стояла, у меня перчатки застывали колом в смазке, руки просто не согнуть, я стою вся синяя, вода в бутылке замёрзла. Было очень тоскливо: стоять в 6 утра и час обдуваться сильным холодным ветром, который летит с улицы. Замечательные условия! Говорят, у нас альпийский воздух (общий смех).
Константин Ведерников: У нас уже третий год не индексируется заработная плата, то есть она уже неконкурентоспособна на рынке. Средняя - 23-25 тысяч рублей, если брать по производству. По заявлению Ойченко Натальи Владимировны, менеджера отдела персонала, это - заработная плата только по производству, если бы они включили туда ещё и офис, была бы средняя зарплата 56 тысяч. И те блага, которые они для нас делают, по её заявлению, ей приходилось добиваться, выбивать: развозка, питание, спецодежда, ДМС (дополнительное медицинское страхование), которые должен быть предоставлены по закону. Медицинский кабинет открыли только в этом году, так как гос.структура оштрафовала компанию на два миллиона рублей и обязала открыть мед.кабинет.
Анна Варламова: Случай был на стеклоподъёмниках: товарища-гражданина Узбекистана увезли на скорой, которую ждали часа два. Не знаю, живой он там остался или неживой. Пока "карета" ехала, его положили у ворот и дали корвалол. Вот и вся помощь.
Константин Ведерников: Был еще случай. На участке стеклоподъёмников в смазке был элемент, из-за которого работница получила ожог. Когда она пошла к фельдшеру, сотруднице посоветовали помазать рану чистотелом (комментарий работницы: хорошо хоть не подорожник приложить предложили). На данный момент она на больничном, после получения химического ожога в течение недели развилась очень большая аллергия по всему лицу, причём человек получил очень серьёзные повреждения от локтя до кисти. ОМС, который у нас на данный момент есть, и который считают за благо великое, на самом деле, оказался не очень хороший. По обращению с этим ожогом нас просто, мягко говоря, послали, сказали, что по этому ОМС мы адекватную помощь получить не можем, я уже не говорю о каком-либо стационаре. И человек был вынужден переоформлять свой полис ОМС по месту рождения на петербургский.
Еще подобные симптомы (аллергия) были у двоих работников, не знаю, что с ними. Может аллергическая реакция прошла, может нет. Но в целом интересна позиция работодателя в лице наших генеральных директоров. Они тоже работники по найму, с российским гражданством. У них посредническая позиция: они не уполномочены принимать решения, нужно согласовывать их с Испанией. До Испании мы смогли достучаться только после второй забастовки. И то не до самой "верхушки" - лишь директора по развитию в Европе.
На различных предприятиях с иностранным капиталом картина взаимоотношений наших менеджеров с зарубежными владельцами примерно одна и та же: иностранцы закладывают бюджет на развитие компании, а наши менеджеры влезают в бюджет, разворовывают. Очень просто, по-российски лихо и недоказуемо.
Поступает какое-то оборудование на завод, которое строит намерено. Его нужно привезти и установить. Заключается договор с подрядной организацией, которая занимается установкой и наладкой. Допустим, установка и наладка стоят 200 тысяч, договор заключается на миллион. Организация получает процентов 15-20% отката, остальное все делится между участниками сделки. Таких примеров очень много, и это недоказуемо. Владельцы, наверное, в курсе, что чего там не досчитываются, но списывают потери на инвентаризацию.
Российская Федерация, к сожалению, экспериментальная площадка. Пойдет проект - не пойдет, без разницы. В Европе, где такое производство даже в теории открыться не может, в России открывается и начинается серийное производство. По состоянию экономики страны и по оплате труда работника - у нас одна из самых дешевых рабочих сил: 4 место с конца. 1 час нашей работы обходится в 2,5 или 4 евро. В Финляндии по информации коллег-профсоюзников один час стоит 14 евро. В Испании - 21 евро. Разница колоссальная.
Первая забастовка [если не учитывать итальянскую забастовку 5-6 сентября] проходила с 15 по 17 октября. Вскрыла существующие проблемы. Мы выходили с требованием индексации зарплаты ежегодно согласно уровню инфляции. С 16 на 17 октября после забастовки были переговоры, которые длились 6 часов.
Было подписано соглашение, которое затем было нарушено работодателем, что послужило причиной второй забастовки. Соглашение касалось того, что работники, участвовавшие в забастовке, не будут подвергаться дисциплинарным взысканиям. Работодатель также должен был рассмотреть возможность повышения зарплаты на уровень инфляции. 26 октября была встреча, работодатель согласился с 2014 готов повысить зарплату не менее чем на 3%, что работников не устроило, и это подтолкнуло ко второй забастовке.
Законодательство в целом не способствует развитию профсоюзной деятельности и движению в целом. Даже если рабочие смогли создать "первичку" на предприятии и уведомить работодателя официально с пакетом документов о том, что "первичка" профсоюзной организации создана, то с этого момента начинаются "другие" переговоры: шантаж, угрозы членам профсоюза, подложные документы. И отчасти это позволяет делать законодательство.
В итоге, возвращаясь к нашей ситуации, работники все-таки вышли на коллективные переговоры. А если работодатель выходит на коллективные переговоры, то он не имеет права от них отказаться по действующему трудовому законодательству. Но после смены генерального директора Месянишина пришел ВРИО (временно исполняющий обязанности) Федоркин, который вышел из коллективных переговоров по приказу в одностороннем порядке. Предприниматель не вступает даже в коллективный трудовой спор. Начинается по второму кругу новый уровень переговоров, который заканчивается забастовкой.
Когда к работодателю приходишь и говоришь: уважаемый работодатель, я конечно все понимаю, но денег надо, в ответ звучит: "Не вопрос, обоснуйте. Докажите, что вы стоите шиллинг". А доказать в России можно только силой. Одна, две, три, пять забастовок. Потом работодатель говорит: "Убедили, садимся за стол переговоров". Только после этого начинается эта интермедия: диалоги, переговоры, начинается подписание всех документов.
А потом приходит другой директор и думает : "Дай-ка я предыдущие договоренности отменю. У меня же опыт большой, у меня все будет по-новому". Каждый генеральный директор, который приходит говорит: "Все ребята, начинаем все с нуля". И с такими же мыслями приехали представители Испании. Надавили на генерального директора, чтобы он разобрался.
Сейчас "первичка" создана, развивается. Коллективные переговоры состоялись, они просто приостановлены. Мы предлагаем работодателю одуматься, и продолжить переговоры по проекту коллективного договора. Но видимо им недостаточно наших обоснований. Но они без понятия, на что мы способны, на что способны МПРА в целом.
[Вторая забастовка началась в ночную смену 4 ноября. И работодатель объявил локаут, что бастующие уволены "по собственному желанию"]
Константин Ведерников: Увольнения связаны в основном с поддельными актами с подписью свидетелей об отсутствии на рабочем месте. Свидетели, которые подписывали это, на самом деле работали в следующую смену или через неделю, т.е. они не присутствовали при "прогулах".
Лариса Гончарова: Подделка документов идет широко, объяснительные не пишутся или пишутся только в самых крайних случаях. И то делается это не по правилам. Даже объяснительная должна являться следствием каких-то актов. У нас все наоборот. У нас даже без акта и объяснительных могут вынести выговор. Я наблюдала, как печатались акты, расписывались за людей, которые уже не работают. И за себя и за того брата и за Васю Пупкина подписал - держи тебе акт.
Константин Ведерников: Локаут в принципе запрещен 415 статьей Трудового Кодекса - участники забастовки не могут быть подвергнуты локауту. И мы уволены якобы по собственному желанию. По мнению работодателя якобы за две недели до 5 ноября мы все написали заявление по собственному желанию. Но там не учли факта, что 2 человека находились на тот момент в отпуске, и они вышли из отпуска фактически в день забастовки.
После работодатель к решению коллективного трудового спора привлекает правоохранительные органы (полиция в лице 97 отдела), которые в целом - может по корыстным целям или по политическим мотивам - очевидно, представляют интересы работодателя. Не учитывают тот факт, что меры по наведению порядка ни в коем случае не включают отгрузку произведенной продукции, не говоря уже про силовые акции. Мы не люди, которые вышли в городе, мы не громим. Ничего противозаконного не делаем - у нас забастовка.
Это было конкретно физическое противостояние с привлечением полицейских, ОМОНа. Однако спасибо ОМОНу, он был городской и вел себя более корректно. В общей сложности мы насчитали 120 человек против 23. Однако мы все равно выстояли. Еле-еле дождались поддержки со стороны Алексея Этманова. Он сюда вовремя доехал. Еще бы 5-7 минут и не знаю, что было бы с нами. Он снял накал, нас перестали давить погрузчиками.
По признанию работника, в момент когда их давили, у него настолько запотели ладони, что вода с них лилась ручьём. С нашей стороны участвовала хрупкая девушка Светлана (размер обуви - 32, 33, рост 160 см, даже меньше). Лариса Гончарова: "Она стояла насмерть".
Лариса Гончарова: Полиция живым щитом отодвинула нас с занимаемой территории. Однако среди наступавших была видна беспомощность, так как мирными путями, уговорами они ничего не смогли сделать. Им пришлось применять насилие, конечно, морду не били, но были вполне ощутимые тычки. Если мужчина ростом два метра и размером со шкаф толкнет вас, то вы легко отлетите в сторону
- Каковы были взаимоотношения с мигрантами?
Лариса Гончарова: - Они старались не лезть. К нам не подходили, были в стороне, потому что им конфликт с нашим руководителем абсолютно не нужен. На производстве их где-то до 20%.
Лариса Гончарова: Сегодня работать некому плюс два наших места освободилось - приводят мигрантов. Они встают на станции. И замена любого оператора происходит за счет трудовых мигрантов.
[По данным проверки прокуратуры работает 36 мигрантов и все оформлены официально. На производстве всего около 125-130 и еще 35-40 офисных сотрудников. Работодатель заявляет - 237 для данных в суд. Он не отрицает много мертвых душ, которые уволились и не забрали трудовые книжки, по каким-либо причинам не были расторгнуты трудовые договора. И это плюс в его сторону, если 237 человек никогда физически не присутствуют на предприятии даже в трех сменах с учетом офисных сотрудников, чтобы набрать половину, что требует закон для выхода на колл.переговоры, для выхода на забастовку - то мы просто физически не можем набрать нужное количество народа]
Константин Ведерников: При этом они не знают технику безопасности, внутренний трудовой распорядок, они делают очень много бракованной продукции, за которую не несут никакой ответственности. В этой бракованной продукции расписывается штат сотрудников. За брак дать могут выговор, лишить премии. Нас заставляют расписываться за чужие инциденты, за тот брак, который сделали граждане других государств. Сейчас по этому направлению ведется большая работа. т.к. эта забастовка приняла очень большой резонанс, в Москве о ней знают, в Европе знают. Будет вынуждена и ФМС поработать. Гос.инспекция уже сдалась, им тоже придется "включиться", а не только отписываться. В ФМС обращались месяц назад - с просьбой провести проверку. Если бы не было наших действий, мы её не дождались бы.
Приезжал Всеволожский прокурор, которому мы сейчас отправляем пакет документов. Рассказывали ему тоже, что и сейчас рассказываем, показали переписку с гос.органами. Обещал разобраться. Никаких нарушений трудового кодекса он не нашел.
Потом состоялась беседа с генеральным директором. Он в словах и выражениях не стеснялся, там стоял крик и ор.
- Есть ли конфликты между мигрантами и рабочими?
Лариса Гончарова: Чисто рабочие моменты, если они не выполняют свои функции, от нас получают нагоняй. Неважно мигрант, не-мигрант, просто рабочие отношения. А в принципе все нормально. Если наша напарница делает плохо, то ей претензии выскажу точно также.
Анна Варламова: Есть те, которые даже не понимают русского языка. Одна девушка у нас с Узбекистана работает, наблюдаю периодически, как она выполняет обязанности переводчика.
Лариса Гончарова: Их спрашивают: "Ты по-русски понимаешь?" "Да-да-да". "Сходи туда, возьми это, принеси то". Стоит, смотрит. Им, наверное, сказали говорить на все "Да". Однако есть и такие, кто прекрасно говорит по-русски.
- Каковы причины первой и второй забастовки?
Лариса Гончарова: Надоело просто лбом стучаться в стену. Не слышат, не понимают, не хотят обращать внимания. Началось все 5-6 сентября с итальянской забастовки. Было много СМИ. Работодатель нас не понял, не хотел понять, хотя мы просили простого "сесть за стол переговоров и решать вместе проблемы. Мы не аплодируем себе: да вот какие мы молодцы, вышли на забастовку. Мы потеряли в деньгах, лишились рабочих мест. Это просто безысходность. Работодатель не идет ни на какие мирные переговоры, и не собирается решать важные для нас вопросы. В первую забастовку - бастовало 45 человек, во вторую 23. Кто-то уволился, кто-то решил: страшно бастовать.
Лариса Гончарова: Почему так мало человек поддержало нас в этот раз? Вы знаете, очень сложно сломать русский менталитет, боязнь начальства, мысли в стиле "я маленький человек, что я могу". Мы более раскрепощенные в этом плане. За свои права я боролась всегда, но это было постоянно в одиночку. Здесь в составе МПРА я чувствую огромную силу, которая стоит за моими плечами. Соответственно, страха у меня вообще не было. Мы все понимали, что это единственный выход что-то сделать.
Константин Ведерников: Многие рабочие имеют дисциплинарные взыскания, и если они через профсоюз начнут предъявлять претензии руководству, то оно просто уволит людей по закону. И они молчат.
Лариса Гончарова: Во-первых, работодатель за первую забастовку не бастовавшим, в виде премии выплатил 1500 рублей. За вторую нам говорили, что выплатили 3 тысячи рублей. Люди получили 4,5 тысячи рублей на двух наших забастовках. И так как у нас очень маленькие зарплаты, для многих эти деньги сыграли важную роль. Если будет третья забастовка, они будут надеяться, что им снова выплатят за неучастие. Таких будет сложнее подтянуть в свои ряды.
Очень страшно, когда против нас двадцати трёх вышло 120 человек. Я смотрела в глаза многих из них и видела шок от происходящего. Большинство стояло в стороне, они не принимали участия, но были активные молодые люди, которые на нас кидались, бросались.
После забастовки мы не можем сейчас зайти на предприятие и переписываемся с работниками в сети. Очень многие восхищены нашими действиями. Но есть люди, которые полностью "ходят" под работодателем, которые будут говорить то, что он скажет. Есть люди, которым все по барабану. Считай, обычные русские люди, у каждого свое. Нельзя сказать, что все нас ненавидят, много сочувствующих.
Среди мигрантов никто не поддержал забастовку; все были в рядах штрейкбрехеров, они все работали, их ставили на наши места. Они нам не мешали, не лезли к нам, когда против нас вывели всех людей, они не пошли к нам на помощь: стояли в сторонке. Их можно понять: если нам здесь на своей земле страшно что-то предъявить, что говорить о них?
- Как оцениваете действия МПРА?
Лариса Гончарова: Ребята с МПРА встали с нами ночью 4-го ноября, когда мы начали забастовку. Они не спали, были на связи, корректировали наши действия, соответственно, вся информация тут же поступала в СМИ. Далее Ульяна Солнцева, наш юрист, готовила документы в отправку в гос.органы по фактам нарушения. Они были с нами, они поддерживали нас полностью, на проходных у нас было очень много активистов с Форда, с других заводов МПРА, которые приезжали оказать моральную поддержку. Они были задействованы в блокировки фуры, продержали фуру на КПП 1,5 часа. Что сказать по поводу МПРА? То, что сейчас мы продолжаем делать, будучи уволенными по собственному желанию, меня восхищает, восхищают планы, которые будем потихонечку внедрять в жизнь. Это и марши протеста, и одиночные пикеты. По всей России поднимается информационная борьба. В целом, структура МПРА будет другой. Если сейчас мы являемся членами профсоюза "ООО Антолин" в составе МПРА, то после съезда мы будем просто членами МПРА и те ребята, которые поддерживали нас у проходных, не имеют право зайти на завод при нынешней структуре. После этого им дадут зеленый свет. И если нас 20 человек и 200 приедет с Форда это будет весомый перевес на любой забастовке. Этим реально показать работодателю, что мы есть и с нами нужно считаться.
- Были ли какие-либо "желтые" профсоюзы?
Лариса Гончарова: Нам пытались противопоставить СТК - "Совет трудового коллектива", где на общем собрании работников, не входящих в профсоюз, официально избрали одного человека. К этому человеку неофициально добавили 6 или 7, 8 из высшего руководства компании. Когда мы начали требовать от профсоюза официальные документы на право присутствия, то работодатель быстро от них отошел. Что они делали? Ставили палки в колеса, мешали на коллективных переговорах. У нас идет 3 человека от профсоюза, 3 человека от СТК и представитель работодателя. Четверо против троих. По каким-то пунктам, по решениям голосование проводилось так, как выгодно работодателю. Официально это не было подтверждено.
- Какие необходимы на Ваш взгляд перемены в трудовой политике?
Константин Ведерников: Нужно менять весь Трудовой кодекс. Что касается профсоюзной деятельности и того, как стать членом профсоюза, отношений профсоюза и работодателя: прописать ответственность работодателя по взаимодействию с профсоюзами; прописать, что в коллективный трудовой спор не имеют права вмешиваться посторонние силы (государство, МВД); увеличить ответственность работодателя перед законом. Неважно, частный капитал, или не частный капитал. Государственные предприятие у нас более-менее подчиняются законам, законам нелепым, недописанным, которые имеют двойную, тройную формулировку, трактовку в одну и в другую сторону, что ни к чему не обязывает. Весь Трудовой кодекс фактически остается рекомендацией. Закон должен быть: "Так, и не как иначе"; все должно быть четко прописано: "Как? Сколько? За что?"
У нас все законодательство написано под работодателя, особенно под частный капитал. Потому что у нас политика заинтересована в привлечении частных инвестиций и капитала. Соответственно для этого делаются все условия. Так при открытии группы "Антолин" в Петербурге было, включая и нарушение Трудового кодекса, и режима работы. После того факта, что завод открылся в складском помещении... Дальше можно Трудовой кодекс порвать и выбросить.
Надо ужесточить и сделать реальным настоящий закон. У нас это не закон, а список рекомендаций. Работодателю развязывает руки и позволяет делать все, что он захочет. Компании диктуют политику, что делать на рынке, что не делать; все эти компании хорошо известны, не будем их называть, они и пишут законы - как, чего, сколько. По сути, полезные ископаемые - это достояние всего человечества (в том числе нашего, российского), которое его добывает. У нас компания считает, что это только их достояние. На тонну добытого сырья ископаемого каждый человек имеет право на свою долю. Политики у нас заинтересованы в тех крупных налогах, которые платит корпорации - монстры, которые приходят и создаются здесь.
- поддерживаете ли какую-либо политическую силу?
- Как думаете, могут ли рабочие с помощью каких-либо структур контролировать производство?
Константин Ведерников: Это цель всей нашей деятельности, которую мы ведём. Влиять и на законодательство в целом. Я считаю, что работники должны влиять и будут влиять через какое-то время на тех, кто ими управляет. Работники будут принимать участие в управлении предприятием. Люди, которые непосредственно занимаются производством - кому, как не им, знать все тонкости и детали производимой продукции, того как это делается. С позиции рабочих видно все предприятие и его взаимодействие.
Часто возникают рациональные предложения, как оптимизировать процесс, как сделать лучше. Например, есть конкретные предложения по сокращению брака. Человек работает на своем оборудовании и сейчас его просят встать на другое оборудование, и времени на проверку брака, утечку не остается. И допускается выпуск бракованной продукции. А если уменьшить цикл, сделать скорость поменьше, выпуск бракованной продукции сократится. Сейчас оптимизация не выгодна, надо просто отработать заложенный бюджет. По максимуму везде обрезать его, попытаться украсть, а улучшить или не улучшить - это дело двадцатое. Пока ситуация такая.
Мы боремся за то, чтобы работодатель даже подумать не смел, что работника можно как-то обозвать. Не говорю уже о подделке документов, или мыслям о своих личным амбициях или неприязни.
Нужно ужесточение законодательства до такой степени, чтобы начальство десять раз подумало, прежде чем подойти к работнику попросить сделать то, что он не должен. А если нарушил, пускай комиссия занимается расследованием этого прецедента, установлением справедливого дисциплинарного взыскания. Руководитель должен отвечать за то, что он делает, за свою деятельность в целом.
Сейчас говорят: "Вы не люди, а просто работники. И вы обходитесь дешевле роботов, поэтому вы здесь". Однако мы сейчас давим. Пошел большой резонанс. Мы заставили работодателя хотя бы услышать нас. Сейчас он вынужден при всей своей неприязни к рабочим садиться за стол переговоров, насильно участвовать в диалоге. Даже на данный момент у него нет выбора.
Другие ссылки по теме:
|
rpk@len.ru
